Русский Букер: Александр Чудаков "Ложится мгла на старые ступени"

Роман "Ложится мгла на старые ступени" решением жюри конкурса "Русский Букер" признан лучшим русским романом первого десятилетия нового века. Выдающийся российский филолог Александр Чудаков (1938-2005) написал книгу, которую и многие литературоведы, и читатели посчитали автобиографической - настолько высока в ней концентрация исторической правды и настолько достоверны чувства и мысли героев.                                                                                     "Новая газета"

Первое, что поражает при знакомстве с эти произведением- название. Очень лирическое, я бы сказала- не для романа, но начинаешь читать, окунаешься в кристальную ясность прозы и понимаешь уместность именно такого названия. Весь роман-идиллия (так определял жанр сам автор) пронизан очень тонким настроением. Книга написана настолько легко, свободно, с одной стороны, возникает ощущение вечернего разговора за кухонным столом, с другой - роман написан таким вкусным русским языком, которого я давно уж не встречала. Явно проступают традиции классической русской литературы: толстовская «жизнь семейная»  и пушкинская «энциклопедия русской жизни».  Чувствуется, что Чудаков был филологом, крупнейшим специалистом по Чехову, великолепным стилистом.


Единственное, что несколько затруднит восприятие неподготовленного читателя- отсутствие сюжета как такового. Здесь нет единой лини повествования: временные пласты причудливо перемешаны, к одному и тому же эпизоду автор может возвращаться по нескольку раз, может вести повествование то от первого, то от третьего лица.  Нет в романе ни явного конфликта, ни катарсиса, плывешь по тексту как по полноводной реке в тихий день.

Увлекательный рассказ о жизни в дореволюционной и послереволюционной, довоенной и послевоенной России сменяется не менее увлекательными рассуждениями – о жизни и судьбе. Автор вспоминает, рассказывает, делится, он виден в каждой строчке. Он настолько открыт, что иногда становится немного неудобно, как-будто подглядываешь за чьей-то жизнью. В целом в книге проскальзывает невыразимая легкая грусть, ностальгия по царской России, образованной, воспитанной, в противовес нелогичной, жестокой, быдловатой советской действительности середины прошлого века. И как красиво это изображается - ягодицы становятся храпесидиями, этикет соблюдается до самого незначительного прибора, беседы ведутся интеллигентно и на нескольких языках.

Такого количества интеллигенции на единицу площади Антону потом не доводилось видеть нигде.
— Четвёртая культурная волна в Сибирь и русскую глухомань, — пересчитывал отец, загибая пальцы. — Декабристы, участники польского восстания, социал-демократы и прочие, и последняя, четвёртая — объединительная.
— Прекрасный способ повышения культуры, — иронизировал дед. — Типично наш. А я-то думаю: в чём причина высокого культурного уровня в России?

Жизнь городка Чебачинска, этой Мекке ссыльных, была полна превращений: профессор переквалифицировался в печника, а историк в землекопа. Этот самый историк укорачивал свои штаны на заплаты, заправляя их в сапоги, а дети не верили, что на свете существует кукла с закрывающимися глазами.

Честная бедность — всегда бедность до определенных пределов. Здесь же была нищета. Страшная — с младенчества. Нищие не бывают нравственными.

И хотя автор избегал явных обличений,  все хорошие люди в романе антисоветские, а все плохие - порождение как раз власти да революции. Страшно думать, что так было на самом деле. И не хочется думать, что Чудаков получил Букер на пике волны ругательных настроений.
Но, честно говоря, даже некая спекулятивность темы уходит на второй план, потому что на первом - образ Деда, образ, который не может не восхищать.

Человек, который не жаловал нелюбознательных и ленивых, а способным и жадным до учения отдавал всего себя. Который знал, казалось бы, всё обо всём, помнил это и щедро делился знанием и умением с окружающими. Человек, который не терпел лжи и фальши,  который принципиально не читал советских газет,  ожидая, когда в Правде появится хоть капля правды.   Это образ настоящего интеллигента, а не просто широко образованного человека, коих сейчас пруд-пруди, а интеллигента среди них не сыщешь. Чего стоит только деликатность деда, который не победил кузнеца Переплеткина, дабы не ставить того в неловкое положение! А педагогические приемы: "Наказаний у деда было два: не буду гладить тебя по головке и - не поцелую на ночь".

Книгу называют гимном Семье, и это правильно.  Когда пишутся воспоминания о жизни своей и своей семьи, как-то никогда не удивляешься, если центральной фигурой этих воспоминаний становится сам автор. Здесь же автор как бы на втором плане. Здесь он даже кажется порой посторонним рассказчиком. А главные - члены его семьи, уникальные люди со стержнем, взаимовыручкой, любовью к людям. Которые щедро отдают последнее ближнему, а сами пекут лепешки из лебеды, москвичи с высшим образованием - а не гнушались копать, пилить, строить, и при этом пользоваться за столом всеми мыслимыми приборами, не желая потерять то, что веками прививалось в семье, пусть руки при этом красные и распухшие от стирки. Они, как волшебники из сказки, умудрялись делать такие вещи, о которых, казалось бы, и не помышлял никто. И ведь всё умели, всё могли. Да ещё и чужих людей одаривали не только теплом душевным, а и благами материальными, которых самим ой как не хватало.  

Жаль, иностранцы скорее всего не поймут эту книгу.

Уже в школе отец подсовывал статьи о пионерах-героях, но их Антон читать не любил: он сомневался, что никого не выдаст, если ему, как пионеру Смирнову, станут отпиливать ножовкой правую руку, и очень от этого мучился.

... Американский психоаналитик, пытаясь выяснить детские комплексы Антона, страшно удивился, узнав, что больше всего ребенок страдал от подобной мысли. И сказал, что теперь понимает разницу между своим и русским народом - по крайней мере, в середине двадцатого века.

Удивительны русские люди! Они никогда не сдаются. И счастливы те, кто смогли не просто выживать, но Жить.